Сегодня модно быть патриотом. Любить свою страну, гордиться своим прошлым, благодарно помнить своих предков. Но чтобы любить, гордиться и благодарить, надо все-таки знать – кого, за что и почему. И первое представление об этих важных вещах мы получаем в школе на уроках истории.
Как в наше время преподавать эту неоднозначную науку, какова роль современного учителя, нужен ли и может ли быть сегодня единый учебник – эти вопросы сейчас широко обсуждаются и в обществе, и во властных структурах.
И эти вопросы Сибкрай.ru задал членам Новосибирского отделения Ассоциации учителей истории и обществознания – директору Института истории, гуманитарного и социального образования НГПУ, доктору исторических наук, профессору Олегу Катионову, кандидату педагогических наук, профессору кафедры отечественной истории педуниверситета Ольге Хлытиной и учителю истории новосибирской гимназии № 1 Ирине Литвин.
Роль личности в истории
– Как вы думаете, с чем связан нынешний всплеск интереса к истории? Предыдущий такой же можно было наблюдать на рубеже 80-90-х годах прошлого столетия, когда мы радикально пересматривали и меняли оценки многих исторических событий и персонажей.
Олег Катионов: Я думаю, причин здесь несколько. С одной стороны, выросло новое поколение людей, рожденных уже не в Советском Союзе, а в суверенной России, и у них закономерно возникают вопросы: почему столь мощное государство, как СССР, потерпело крах, что с ним произошло, какие процессы к этому привели? С другой стороны, внимание к отечественной истории проявляет власть, у нее свои интересы – построение и укрепление государственной идеологии. Недаром же прошлый год в России был назван Годом истории, тем более что поводом для этого послужило 200-летие Отечественной войны 1812 года. По всей стране прошла масса мероприятий, посвященных тем событиям. Регионы тоже не отстают, вспоминая собственные славные даты: у нас в области, к примеру, отметили 100 лет со дня рождения маршала авиации Покрышкина.
– Но у каждой медали две стороны. Высокий интерес в обществе к истории стал почвой для всякого рода спекуляций. Как вы относитесь к появлению огромного количества всевозможных псевдонаучных теорий, которые весьма вольно трактуют события нашего прошлого? Притом что эти теории сегодня очень популярны. Человека наивного, тем более юного легко убедить, что «этруски» означает «это русские», а Чингисхан и киевский князь Мстислав – на самом деле одно и то же лицо.
Ольга Хлытина: Мне кажется, что сама возможность разного прочтения прошлого – это уже большой плюс. Мы существуем в информационном обществе, и нашим детям доступны любые источники информации. Если мы готовим учеников к жизни в демократическом мире, они должны понимать, что у одного и того же события может быть множество оценок, множество трактовок, множество интерпретаций. Другое дело, что задача учителя – научить ребенка отделять научное знание от фальшивого. Чтобы смотря по телевизору очередную программу про очередное «сенсационное» открытие, он понимал, что это просто шоу, снятое для развлечения публики, и с настоящей исторической наукой имеет мало общего.
– Ну вот, мы и подошли к этому вопросу – роли личности учителя в преподавании такого специфического предмета, как история. Согласитесь, трудно представить, чтобы физик вдруг на уроке во всеуслышание объявил, что не согласен с третьим законом Ньютона. А вот историк может иметь свое собственное мнение – и по поводу октября 1917-го года, и по поводу октября 1993-го, и по поводу других исторических событий. Он может быть ярым коммунистом или убежденным либералом. Конечно, он не имеет права навязывать детям свои убеждения – но при этом не может их так или иначе не транслировать.
О. Хлытина: Да, пожалуй, как раз в том и состоит главная сложность нашей профессии. Найти этот тонкий баланс. Показать, что существуют разные позиции, – но при этом остаться самим собой. Уметь предъявить собственное мнение – но вместе с тем дать возможность детям самостоятельно определиться и высказаться.
Ирина Литвин: Мы на уроках постоянно спорим. Причем спорим на любые темы, школьников одинаково волнуют и новейшая история, и события прежних веков. Взять, к примеру, – ну хотя бы декабристов. Нынешние старшеклассники оценивают их очень по-разному. Для одних они по-прежнему романтики, герои, патриоты. Для других – политические дилетанты. А кто-то поднял руку и говорит: а помните, в 1968 году самые смелые тоже вышли на площадь, чтобы протестовать против ввода в Прагу советских танков.
Вот нам с вами придет в голову сравнивать тех, кто вышел на Сенатскую площадь в 1825 году, и тех, кто вышел на Красную в 1968-м? А дети такие параллели сегодня проводят!
Да, я согласна, у нас предмет особенный. Самый эмоциональный и личностно окрашенный – больше даже, чем литература. С одной стороны, это, конечно, здорово и интересно. Но с другой – ощущение, что все время идешь по лезвию бритвы. Дети приходят со своей позицией, со своим социальным опытом, есть позиция родителей, есть то, что прочитано в Интернете. И вот начинается урок, и ты прокладываешь путь среди всех этих острых углов… Ужасно сложно. Настолько сложно, что я сейчас подумала – а может, это даже хорошо, если у нас будет единый учебник?
Мыслить или зубрить?
– Ну так и что, может, это действительно хорошо?
И. Литвин: С точки зрения государства – да, наверное. Позиция власти понятна и очевидна – нужно выработать общий стандарт, сделать однозначный, идеологически выверенный учебник. Государство хочет иметь национальную идею, которую оно будет вкладывать в головы своих юных граждан начиная с пятого класса.
Почему бы и нет? Мне, например, как учителю работать с единым учебником было бы куда проще. Да и детям тоже. Все, что от меня требуется в таком случае, – выдать ученикам фиксированный набор знаний. Им – не копаться в Интернете, не искать информацию, не изучать дополнительных источников, в просто прочитать параграф «от сих до сих». Вызубрили – молодцы. Сдали ЕГЭ на 100 баллов. Задача исторического образования решена. Все довольны.
– Собственно, именно так мы и учились в советской школе. Но насколько я поняла, вам так не нравится.
И. Литвин: Сегодня так уже никому не нравится. История – наука, которая должна учить мыслить. Мыслить вариативно. А если есть варианты, то одного учебника быть не может.
О. Хлытина: Дело в том, что со времени, когда мы сами учились в школе, мир здорово изменился. Если раньше учитель был главным авторитетом и учебник – единственным источником информации, то сегодня они всего лишь одни из многих. Теперь, когда в нашу жизнь пришли информационные технологии, все попытки унифицировать сознание людей заранее обречены на неудачу. Ну появится у нас единый учебник – и что это даст? Существует масса информационных каналов, которые будут транслировать иные взгляды и иное понимание той же истории.
– А что, существующие учебники действительно так уж отличаются друг от друга? Признаться, кроме утверждения, что «Сталин – эффективный менеджер», я не помню в адрес этих изданий других реальных упреков.
О. Катионов: В принципе, общая схема исторического процесса везде повторяется, варьируются только нюансы – например, документы, которые даются учащимся для самостоятельного анализа. Я внимательно прочитал все имеющие сегодня хождение учебники (в отличие от тех, кто их даже не открывал, но уже готов судить и решать) и могу сказать – это вполне достойные издания, над которыми работали вполне профессиональные команды.
О. Хлытина: Конечно, учебники различаются. Хотя бы потому, что они адресованы ребятишкам разного возраста и с разными образовательными потребностями. Вы же не будете одинаково рассказывать про ту же Бородинскую битву младшим школьникам и старшеклассникам. А есть еще профильные учреждения с углубленным изучением предмета, и там требуется уже совсем другая историческая литература.
Сегодня на каждую параллель приходится в среднем по пять разных учебников. И я считаю, что такое многообразие – это наше достижение. Это большой плюс современной школы. Это то, что у нас появилось благодаря демократическим реформам конца 80-х - 90-х годов, и отказ от этого будет означать шаг назад. Можно обсуждать, как эти учебники сделать лучше, глубже, интереснее, – но само многообразие необходимо сохранить.
– Рискну задать вопрос: а собственно говоря, история – она одна или их много?
О. Катионов: Исторический процесс один. А историй много. Каждый человек, каждая социальная группа, каждое общество и каждое государство проживают свою.
Как в наше время преподавать эту неоднозначную науку, какова роль современного учителя, нужен ли и может ли быть сегодня единый учебник – эти вопросы сейчас широко обсуждаются и в обществе, и во властных структурах.
И эти вопросы Сибкрай.ru задал членам Новосибирского отделения Ассоциации учителей истории и обществознания – директору Института истории, гуманитарного и социального образования НГПУ, доктору исторических наук, профессору Олегу Катионову, кандидату педагогических наук, профессору кафедры отечественной истории педуниверситета Ольге Хлытиной и учителю истории новосибирской гимназии № 1 Ирине Литвин.
Роль личности в истории
– Как вы думаете, с чем связан нынешний всплеск интереса к истории? Предыдущий такой же можно было наблюдать на рубеже 80-90-х годах прошлого столетия, когда мы радикально пересматривали и меняли оценки многих исторических событий и персонажей.
Олег Катионов: Я думаю, причин здесь несколько. С одной стороны, выросло новое поколение людей, рожденных уже не в Советском Союзе, а в суверенной России, и у них закономерно возникают вопросы: почему столь мощное государство, как СССР, потерпело крах, что с ним произошло, какие процессы к этому привели? С другой стороны, внимание к отечественной истории проявляет власть, у нее свои интересы – построение и укрепление государственной идеологии. Недаром же прошлый год в России был назван Годом истории, тем более что поводом для этого послужило 200-летие Отечественной войны 1812 года. По всей стране прошла масса мероприятий, посвященных тем событиям. Регионы тоже не отстают, вспоминая собственные славные даты: у нас в области, к примеру, отметили 100 лет со дня рождения маршала авиации Покрышкина.
– Но у каждой медали две стороны. Высокий интерес в обществе к истории стал почвой для всякого рода спекуляций. Как вы относитесь к появлению огромного количества всевозможных псевдонаучных теорий, которые весьма вольно трактуют события нашего прошлого? Притом что эти теории сегодня очень популярны. Человека наивного, тем более юного легко убедить, что «этруски» означает «это русские», а Чингисхан и киевский князь Мстислав – на самом деле одно и то же лицо.
Ольга Хлытина: Мне кажется, что сама возможность разного прочтения прошлого – это уже большой плюс. Мы существуем в информационном обществе, и нашим детям доступны любые источники информации. Если мы готовим учеников к жизни в демократическом мире, они должны понимать, что у одного и того же события может быть множество оценок, множество трактовок, множество интерпретаций. Другое дело, что задача учителя – научить ребенка отделять научное знание от фальшивого. Чтобы смотря по телевизору очередную программу про очередное «сенсационное» открытие, он понимал, что это просто шоу, снятое для развлечения публики, и с настоящей исторической наукой имеет мало общего.
– Ну вот, мы и подошли к этому вопросу – роли личности учителя в преподавании такого специфического предмета, как история. Согласитесь, трудно представить, чтобы физик вдруг на уроке во всеуслышание объявил, что не согласен с третьим законом Ньютона. А вот историк может иметь свое собственное мнение – и по поводу октября 1917-го года, и по поводу октября 1993-го, и по поводу других исторических событий. Он может быть ярым коммунистом или убежденным либералом. Конечно, он не имеет права навязывать детям свои убеждения – но при этом не может их так или иначе не транслировать.
О. Хлытина: Да, пожалуй, как раз в том и состоит главная сложность нашей профессии. Найти этот тонкий баланс. Показать, что существуют разные позиции, – но при этом остаться самим собой. Уметь предъявить собственное мнение – но вместе с тем дать возможность детям самостоятельно определиться и высказаться.
Ирина Литвин: Мы на уроках постоянно спорим. Причем спорим на любые темы, школьников одинаково волнуют и новейшая история, и события прежних веков. Взять, к примеру, – ну хотя бы декабристов. Нынешние старшеклассники оценивают их очень по-разному. Для одних они по-прежнему романтики, герои, патриоты. Для других – политические дилетанты. А кто-то поднял руку и говорит: а помните, в 1968 году самые смелые тоже вышли на площадь, чтобы протестовать против ввода в Прагу советских танков.
Вот нам с вами придет в голову сравнивать тех, кто вышел на Сенатскую площадь в 1825 году, и тех, кто вышел на Красную в 1968-м? А дети такие параллели сегодня проводят!
Да, я согласна, у нас предмет особенный. Самый эмоциональный и личностно окрашенный – больше даже, чем литература. С одной стороны, это, конечно, здорово и интересно. Но с другой – ощущение, что все время идешь по лезвию бритвы. Дети приходят со своей позицией, со своим социальным опытом, есть позиция родителей, есть то, что прочитано в Интернете. И вот начинается урок, и ты прокладываешь путь среди всех этих острых углов… Ужасно сложно. Настолько сложно, что я сейчас подумала – а может, это даже хорошо, если у нас будет единый учебник?
Мыслить или зубрить?
– Ну так и что, может, это действительно хорошо?
И. Литвин: С точки зрения государства – да, наверное. Позиция власти понятна и очевидна – нужно выработать общий стандарт, сделать однозначный, идеологически выверенный учебник. Государство хочет иметь национальную идею, которую оно будет вкладывать в головы своих юных граждан начиная с пятого класса.
Почему бы и нет? Мне, например, как учителю работать с единым учебником было бы куда проще. Да и детям тоже. Все, что от меня требуется в таком случае, – выдать ученикам фиксированный набор знаний. Им – не копаться в Интернете, не искать информацию, не изучать дополнительных источников, в просто прочитать параграф «от сих до сих». Вызубрили – молодцы. Сдали ЕГЭ на 100 баллов. Задача исторического образования решена. Все довольны.
– Собственно, именно так мы и учились в советской школе. Но насколько я поняла, вам так не нравится.
И. Литвин: Сегодня так уже никому не нравится. История – наука, которая должна учить мыслить. Мыслить вариативно. А если есть варианты, то одного учебника быть не может.
О. Хлытина: Дело в том, что со времени, когда мы сами учились в школе, мир здорово изменился. Если раньше учитель был главным авторитетом и учебник – единственным источником информации, то сегодня они всего лишь одни из многих. Теперь, когда в нашу жизнь пришли информационные технологии, все попытки унифицировать сознание людей заранее обречены на неудачу. Ну появится у нас единый учебник – и что это даст? Существует масса информационных каналов, которые будут транслировать иные взгляды и иное понимание той же истории.
– А что, существующие учебники действительно так уж отличаются друг от друга? Признаться, кроме утверждения, что «Сталин – эффективный менеджер», я не помню в адрес этих изданий других реальных упреков.
О. Катионов: В принципе, общая схема исторического процесса везде повторяется, варьируются только нюансы – например, документы, которые даются учащимся для самостоятельного анализа. Я внимательно прочитал все имеющие сегодня хождение учебники (в отличие от тех, кто их даже не открывал, но уже готов судить и решать) и могу сказать – это вполне достойные издания, над которыми работали вполне профессиональные команды.
О. Хлытина: Конечно, учебники различаются. Хотя бы потому, что они адресованы ребятишкам разного возраста и с разными образовательными потребностями. Вы же не будете одинаково рассказывать про ту же Бородинскую битву младшим школьникам и старшеклассникам. А есть еще профильные учреждения с углубленным изучением предмета, и там требуется уже совсем другая историческая литература.
Сегодня на каждую параллель приходится в среднем по пять разных учебников. И я считаю, что такое многообразие – это наше достижение. Это большой плюс современной школы. Это то, что у нас появилось благодаря демократическим реформам конца 80-х - 90-х годов, и отказ от этого будет означать шаг назад. Можно обсуждать, как эти учебники сделать лучше, глубже, интереснее, – но само многообразие необходимо сохранить.
– Рискну задать вопрос: а собственно говоря, история – она одна или их много?
О. Катионов: Исторический процесс один. А историй много. Каждый человек, каждая социальная группа, каждое общество и каждое государство проживают свою.