Сериал «Игра престолов» («Game of Thrones») по культовой серии романов Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени» выходит на американском канале HBO с 2011 года — вышло уже 50 серий по часу. Действие происходит в средневековье некоего фантастического мира, в котором несколько аристократических родов (от некоторых из них к пятому сезону, впрочем, мало кто остался) ведут хитросплетенную борьбу за Железный трон. Лето и зима в этом мире длятся годами — и как раз сейчас давно невиданной зимы со страхом ждут.

«Игра» эпична по своей внутренней географии (многочисленные и сложно повязанные персонажи разбросаны по отдельным городам-государствам и за моря) и по ранее возможным только в большом кино побоищах. Каждый эпизод «Игры» обходится примерно в 8 млн долл.

Десятки премий «Эмми» и «Золотой глобус»; первое место по числу нелегальных скачиваний четыре года подряд; около 20 млн зрителей только в США.

Как и положено феномену масскульта, сериал оброс пародиями, подражаниями и сопутствующими товарами. Персонажи — хитроумный карлик Тирион, воинственная девочка Арья, преданный долгу Джон Сноу — стали нарицательными, а на улицах хорватского Дубровника, изображающего столицу фэнтезийного Вестероса, зазывают на экскурсии по местам съемок.

Успех «Игры престолов» обычно объясняют тем, как смело она совмещает серьезные темы и диалоги уровня, на который замахиваются только политические драмы, с откровенной — как позволяют себе только «несерьезные» жанры — эксплуатацией насилия и секса. Оргия в борделе может неожиданно прерваться как визитом высокопоставленного лица, пришедшего заплести очередную интригу, так и религиозной полицией нравов, ворвавшейся, чтобы устроить показательную бойню.

Неожиданность — постоянное пренебрежение обычными сюжетными схемами — это еще одно достоинство, которым объясняют безумную популярность «Игры престолов».

Ее называют фэнтези для тех, кто не любит фэнтези, — за шаблонность и наивную сказочность. Ни один персонаж, каким бы важным он ни казался искушенному зрителю для дальнейшего развития сюжета и сколько бы у него ни было поклонников, считающих его вообще главным героем, не застрахован от безвременной — и, скорее всего, ужасной — кончины.

Только что завершившийся пятый сезон не разочаровал ни поклонников, ни ненавистников. Нападение «белых ходоков» на лагерь северных дикарей напоминало зомби-апокалипсис голливудского масштаба, а сцена мести Арьи обидчику с хладнокровным выкалыванием глаз (одного, потом второго) могла бы войти в фильм Квентина Тарантино. На Западе огромный резонанс получил вроде бы не самый жестокий в этом царстве жестокости эпизод изнасилования страдалицы Сансы Старк мужем-садистом в первую брачную ночь. Для многих феминисток он стал последней каплей в море негодования в адрес мужчин-писателей, подвергающих женских персонажей таким унижениям и мучениям. Джордж Мартин же напомнил, что всё это насилие и неравноправие вполне адекватно отражает общественную жизнь Средних веков и нечего пытаться применить мерки современных ценностей к ценностям традиционным.

Тем временем депутат Заксобрания Санкт-Петербурга Виталий Милонов предложил министру культуры РФ разработать маркировку «качественных» и «вредных» произведений. В качестве уж точно — и практически эталонно — «вредного» депутат назвал как раз «Игру престолов» — и скрупулезно (хотя и не смотря ни одной серии, по собственному признанию) подсчитал, что каждый десятый персонаж в ней — сексуальный девиант.

«Игра престолов», конечно, не смогла бы захватить мир, если бы — будучи выдуманной историей выдуманных народов в мире, где водятся и драконы, и магия (хотя в первом сезоне их и считали старыми байками), — не говорила человечеству о нем самом больше, чем многие реалистичные драмы.

И не годилась для того, чтобы прикладывать ее к окружающей реальности, находя параллели. Вот, например, в новом сезоне королева Серсея, политтехнолог со стажем, наделяет полномочиями боевых монахов-аскетов. Семибожные активисты начинают хватать грешников на улицах и врываться в бордели и во дворцы, чтобы устроить самосуд, ради нравственности раздевают грешниц догола и гонят по улицам. Серсея, раздувшая всю эту духовность ради личной власти и личной мести, скоро обнаружит, что больше ничего не контролирует.

Феномен завораживающей одновременно и красотой, и безобразием «Игры престолов» — это еще и часть феномена «нового средневековья». Черты этой эпохи видят, например, и в конфликте набирающих силу исламских радикалов и слабеющей «империи» Запада, и в обесценивании знания из-за его общедоступности в интернете. Образы средневековья всё чаще появляются в фантастических романах и фильмах. В «S.N.U.F.F.» Пелевина и «Теллурии» Сорокина, например, средневековье оказывается не прошлым, а будущим — причем нам показывают, как это будущее вырастает из нашей современности.

Доцент НГПУ Наталья Ласкина считает, что эта тяга к грубой, жестокой, простой (а можно сказать — «натуральной», а можно сказать — «в традиционных ценностях») жизни вызвана усталостью от виртуальности: «В самом начале была сцена, где Нед Старк (глава древнего рода северян в исполнении Шона Бина. — О.Б.) говорит, что тот, кто выносит смертный приговор, должен сам его исполнять, — что сам тут же и делает. Этого, может быть, и не хватает современному человеку — персональности, очеловеченности истории и политики». Такой человек, возможно, и не рассчитывает на справедливость, и не верит в мудрых правителей, но хочет, чтобы в жизни действовали живые люди, а не «непонятные корпорации и законы». Но и в то, что решения принимают люди, этот средневековый-современный человек не верит — для него

«настоящая власть все равно принадлежит стихиям, которые в "Игре престолов" воплощены в драконах и зомби-некромантах», — поясняет госпожа Ласкина.

То есть получается, что ждать всю неделю новой серии «Игры престолов» нас заставляет та же самая, неосознанная по большому счету, потребность, которая гонит других ехать добровольцами невиртуально убивать и умирать на соседские войны. А сами эти войны в свою очередь демонстрируют, как легко современность демонтируется и из нее собирается — опять же новое средневековье.