Есения Павлоцки, лингвист-морфолог, эксперт института филологии, массовой информации и психологии Новосибирского государственного педагогического университета:

«Ассоциация учителей предлагает ввести «лингвистическую полицию», которая будет защищать русский язык от обилия иностранных заимствований. Первым указом лингвистическая полиция запретит латинское слово лингвистика, вторым — латинское полиция, а третьим закроется».

Мы знаем, что язык тесно связан с сознанием и быстро реагирует на коммуникативные потребности актуального носителя языка. Мы также понимаем, что заимствование иностранных слов — один из способов развития языка, результат международной коммуникации, инструмент для пополнения выразительных средств языковой системы.

Однако борцы за «чистоту языка» оспаривают такой путь его развития, как и само развитие, и считают, что можно обойтись без освоения лексики других языков — чтобы было «всё своё, всё с грядочки». «Зачем нам маффин, когда у нас есть кекс?», — говорят они. И не беда, что кекс (от англ. cake) — это не то чтобы «у нас».

Ревнители лингвистической самобытности не могут объяснить, где проходит граница «чистоты» языка и начинается его «загрязнение».

Казалось бы, чем хуже современные заимствования? Но употребите слова селфи, вейпинг, эмодзи, маффин, смузи, ресепшн, фейспалм, блэклист, девайс и аккаунт — и вы рискуете навлечь на себя праведный гнев борца за чистоту языка, минуту назад не распознавшего слова ангел и сахар как заимствованные.

Языковой пуризм — преувеличенное стремление к чистоте литературного языка, очищению его от инородных компонентов — явление чрезвычайно популярное в наши дни, но не новое.

В 1783 году Екатериной II и княгиней Е.Р. Дашковой был учрежден центр по изучению русского языка и словесности — Российская Академия, которой был создан Словарь Академии Российской. Императрица настаивала на избегании чужеземных слов при его составлении: например, было постановлено говорить слушалище вместо аудитория. Но аудитория, как вы могли заметить, была и остается аудиторией, как современный маффин продолжает оставаться маффином, а компьютер — компьютером, так и не став вычислителем.

Вот только язык как живая система справляется без нас — он вбирает в себя то, что ему требуется на данном этапе развития, и очищается о того, что ему больше не нужно. Лучшее, что мы можем сделать из любви к родному языку сегодня — не оправдывать искусственное вмешательство в систему борьбой за его чистоту, а внимательно наблюдать за его развитием и пытаться понять его во всей красоте и сложности, прощая ему ненавистный заморский маффин.