Не упустить детей!
В окрестностях школы NO 66 чувствуешь себя как на восточном базаре. Оно и понятно, это же район Хилокского рынка. Вокруг торговые ряды, стоящие за ними улыбающиеся продавцы зазывают покупателей. По обочинам дорог кучки взрослых южной наружности, они ждут, когда появится тот, кто предложит им работу. По улицам семенят закутанные в разноцветные платки мамаши с уцепившимися за руки малышами.
Моя цель — небольшое двухэтажное здание школы NO 66. Во дворе толпятся подростки, среди них преобладают дети, для которых Сибирь явно не родина.
— По итогам набора детей на 2019—2020 учебный год в нашей школе 80 процентов учеников — дети мигрантов. Впервые у нас такой высокий уровень, в прошлые годы было 67—70 процентов, — говорит Оксана Васильевна Горюнова, учитель русского языка и литературы, а также преподаватель дополнительного образования со специализацией «Русский как неродной». — Часть таких детей уже имеют российское гражданство, но при этом для них русский язык не является родным языком, что сказывается на учебном процессе. Дети мигрантов в семье говорят на своем языке, семьи селятся анклавами, потому русскую речь в большом объеме они начинают слышать только в школе. Зачастую мы начинаем обучение с нуля.
Как же учат таких детей? Проверенными временем методами: показывают и рассказывают, как звучат названия предметов и действий, прикрепляют на предметы обихода бумажки с названиями, написанными на русском языке. Помогает то, что в Средней Азии (не во всех странах) алфавит на основе кириллицы, и поэтому дети, которые учились в школах на родине, могут прочитать слова русского языка.
— Прочитать-то они могут, но смысл прочитанного часто непонятен. Приходится включать язык жестов, использовать очень много иллюстративного материала. А еще у нас есть правило: на уроках говорить только на русском языке. Так мы создаем языковую среду для полноценного усваивания предмета, — включается в беседу филолог Светлана Рифатовна Гавриленко. Она, прожившая много лет в Узбекистане, знающая узбекский и киргизский языки, после уроков ведет дополнительные занятия с отстающими, где объясняет сложные моменты грамматики и синтаксиса.
Оба педагога в один голос утверждают, что дети мигрантов отличаются огромной мотивацией к учебе. Они более воспитанные, и вопрос поведения на уроках не стоит. — Они понимают, раз он приехал, то должен получить образование, которое даст возможность овладеть профессией и жить нормально, — продолжает разговор Светлана Гавриленко. — Родители очень серьезно относятся к учебе детей. Отсюда и горящие глаза. Проходит полгода, и дети выходят на уровень знаний, достаточный для подготовки рефератов! Да, с ошибками, да, с акцентом, но они говорят и пишут. Тут главное — не упустить детей.
Методическое море неизвестности
Стремление не упустить детей, конечно, похвально. Беда в том, что сегодня учителя, работающие с не рускоязычными учениками, оставлены без методической помощи. Что сами придумали, какие удачные приемы наработали, то и используют. Конечно, есть еще советские методики преподавания русского языка как неродного. «Вот стряхнуть бы с них пыль да ввести в педагогическую среду, — вздыхает Оксана Горюнова. — Но кто это должен делать? Казалось бы, ответ ясен — Министерство образования России, а вместе с ним и региональные ведомства. Но они молчат».
Учителя, если и пытаются овладеть новыми методиками, то по собственному почину. К примеру, Оксана Горюнова благодаря собственной настойчивости оказалась на специализированных курсах института русского языка им. Пушкина в Москве. Однако мнение о полезности курсов у нее сложилось неоднозначное:
— У них там все построено на работе с жителями Западной Европы, которые решили бы жить в России. Но я-то знаю, что у меня здесь не будет англичан и французов, а будут таджики и узбеки. Пришлось самой разрабатывать авторскую программу обучения русскому языку детей мигрантов. Гораздо большую отдачу принесло недельное обучение в 2018 году во Франции, поездку туда я выиграла, участвуя в конкурсе среди преподавателей русского языка как иностранного. Там познакомилась с методикой «Сказка», в основе которой работа с картинкой, литературным образом и его звуковым содержанием. В прошлом году ввела ее элементы в свою работу. Результат неплох, буду работать дальше.
Я спрашиваю о наших, российских, методиках, о новосибирских разработках. Педагоги качают головами. Нет, не слышали.
— Увы, все сами, — говорит Светлана Гавриленко. — Ищем в интернете, переписываемся с коллегами. Есть положительные примеры, среди них частная школа Рустама Курбатова и проект «Перелетные дети» в Подмосковье. Или проект Калужской области по созданию «классов приема», в которых дети адаптируются к новой языковой среде буквально за несколько месяцев.
Чтобы применить перечисленные методики в Новосибирске, недостаточно согласия директора школы на эксперимент, нужна поддержка на уровне министерства образования. Но в школах с преобладанием детей мигрантов сложилось мнение, что чиновники от образования вовсе не знают об их проблемах. К примеру, было бы логично, если бы показатели подобных школ оценивались с учетом специфики. Возможно, эти школы должны иметь особый статус, нормативы, а оценка результатов экзаменов детей мигрантов должна учитывать, что они начали обучаться русскому языку лишь полгода или год назад.
Реальный взгляд на ситуацию и понимание, что мигрантов и их детей на российских просторах будет с каждым годом больше, подсказывает: пора чиновникам всерьез озаботиться проблемами изучения русского языка как не родного, а не прятать голову в песок, надеясь, что ситуация «рассосется».
Твоя моя понимай?
Русский язык нужен не только детям мигрантов. Для взрослых «перелетных птиц» умение говорить и писать на языке принимающей страны — большой плюс в поисках работы. Хотя и тут, по мнению экспертов, не все однозначно.
— Если приезжают только заработать и уехать, то им русский язык, считай, не нужен. По закону для получения патента они должны сдавать экзамен, но обычно это простая формальность, — говорит Галина Пырх, директор Межрегионального правозащитного центра «Соотечественник». — Беда в том, что и работодателям не выгодно, чтобы трудовые мигранты хорошо знали русский язык. Чем хуже работник объясняется, тем проще работодателю, который знает, что в случае злоупотреблений пожаловаться на него никто не сможет. Кстати, в этом мигранты из Азии сильно отличаются от украинцев, которые хорошо знают язык и могут сформулировать свои претензии.
По словам эксперта, вовлечение взрослых не русскоязычных мигрантов в российскую среду похоже на топтание на месте. Живут они в России своей диаспорой, ходят на работу группой, женщины сидят дома, годами не выходя дальше двора. Российское общество к ним относится с подозрением и выталкивает «чужеродный элемент» из своей среды. Годами ситуация остается неизменной, тем временем число мигрантов растет. Сегодня мы наблюдаем, как миллионы людей, плохо знающих или вовсе не знающих русский язык и культуру, просто живут здесь и при этом не ценят страну, не чувствуют себя ее частью и не испытывают по отношению к ней никаких обязательств. Подобное чревато обострением социальной ситуации. И тут нужна серьезная работа на уровне правительства.
— Чтобы был долговременный результат, надо в первую очередь уделять внимание детям мигрантов, начинать с садиков. Их легче социализировать, проще и, главное, с прицелом на будущее, воспитать лояльных граждан соседних стран или же граждан уже непосредственно России. Но необходима четкая программа действий на всех уровнях взаимодействия иностранцев с российской государственностью. Сейчас вроде бы у нас начали формировать миграционную политику, но делать это надо быстрее. Тогда, по крайней мере, проблему освоения русского языка если не взрослыми, то детьми мигрантов мы сможем решить, — уверена Галина Пырх.
Впрочем, не все потеряно и для взрослых. Стоит только захотеть. И на помощь может снова прийти школа. Если она учит детей, то почему бы не взяться за обучение русскому языку их родителей?
— Реально открыть курсы русского языка для взрослых с минимальной оплатой, — уверена Оксана Горюнова. — Пусть хоть раз в неделю по два часа занятий, и люди пойдут. Им нужны элементарные знания. Хотя бы спросить о том, как учатся их дети, и понять, что им ответили. И учителя для этого есть. У нас в НГПУ до сих пор существует факультет преподавания русского языка как иностранного. В год выпускается 20—25 учителей. Американцев, французов, итальянцев на всех не хватит. Нам надо реально оценивать поток мигрантов и понимать, что в ближайшие годы русскому языку мы будем обучать жителей Средней Азии.
Ждите ответа…
Вот мы и вернулись к теме школьного образования, с которой начали разговор. Наши вопросы к власти, которые мы формулировали вместе с учителями школы NO 66, отправились в министерство образования Новосибирской области. Увы, нам удалось получить лишь письменные ответы, которые были до неприличия коротки. К примеру, на просьбу сообщить количество детей мигрантов в школах области и охарактеризовать их уровень владения русским языком, мы получили такой ответ: «По данным органов управления образования муниципальных районов и городских округов Новосибирской области количество детей из семей мигрантов, обучающихся в общеобразовательных организациях, расположенных на территории Новосибирской области, составляет около 5 тысяч человек. Степень владения русским языком ближе к среднему». Н-да, не густо.
Ответ на целый блок вопросов, касающихся методики работы с не русскоязычными учениками и оценки их знаний, а также помощи со стороны министерства образования педагогам и школам с преобладанием детей мигрантов, и вовсе выглядел простой отпиской: «В общеобразовательных организациях, расположенных на территории Новосибирской области, нет специализированных классов для детей из семей мигрантов. Такие дети включены в общую систему образования. Таким образом, педагоги на уроках используют дифференцированный подход». Весь ответ! Который лишь подтвердил, что учителя школ, где учатся дети мигрантов, а также общественные организации, занимающиеся темой миграции, по-прежнему остаются с проблемой один на один. Как всегда.
Автор: Татьяна Эмих
Фото: Евгений Аникеев