Правила жизни волонтеров — самые тяжелые и счастливые поиски и как их совмещать с обычной работой.
Юрий Кокорин, 33 года, позывной — Иртыш
Монтажник-высотник, работает в сфере промышленного альпинизма. Женат, трое детей. Координирует поиски, пеший поисковик, ведет в школах уроки по профилактике пропаж. В «ЛизаАлерт» с 2018 года.
— Я какое-то время наблюдал, что есть такие ребята интересные. Видел ориентировки в соцсетях. Я хожу в горы с детства. И в горах такие спасательные мероприятия случаются сами собой. Есть неписаное правило — помогать другим людям. Собственно, подумал, может быть, в городе мой навык будет полезен. Приехал на поиск, и началось.
У нас нет диванных экспертов, как у вас комментаторы на НГС. Это принципиальное отличие «ЛизаАлерт» — там нет людей, которые всё знают и ничего не делают. Люди действуют, а не рассуждают о том, как лучше будет. Есть четкая структура, четкое понимание, что надо делать, как надо делать.
Первый поиск — искали мальчика какого-то. Не помню ни фамилию, ничего. Просто ребенок лет 11–12 ушел в неизвестном направлении. Это был город, был еще снег. Мы проходили всю ночь, не нашли и разъехались по домам. Утром мальчик вернулся сам домой.
Юрий участвовал в спецпроекте НГС — когда альпинисты в костюмах супергероев залезали в окна к больным детям
— Это определенно затягивает. Это вид зависимости, особенно когда ты кого-то нашел и понимаешь — блин, это всё было не зря. Эта работа не видна. Только 1% всплывает публично. Да, красивые картинки, романтика. На самом деле, это очень сложно и не каждый может это делать. Тяжело, рутина, скучно, кропотливая работа.
Не запоминаются практически люди. На следующий день волонтер уже и не вспомнит, что было в ориентировке. Он не вспомнит не то что фамилию, а кого искали — мужчину или женщину.
Постепенно наращивается цинизм и профессионализм, ты уже не пропускаешь через себя эти истории. Сначала переживаешь, а потом защитная реакция организма включается, и становится проще. Но это ловушка организма, мне кажется. Надо осторожно к этому подходить. Когда всё равно становится, когда ну никак не цепляет — люди берут и уходят из отряда.
— Тут я чувствую себя на своем месте. Поиск — это комплексная работа. Нельзя сказать, что есть какой-то суперпоисковик, как и суперполицейский. Пришел и нашел. Это всегда объемная работа, где и волонтеры, и полицейские, и спасатели работают вместе. Когда отбрасываем личные амбиции и начинаем вместе работать.
Юрий Кокорин, 33 года, позывной — Иртыш
Монтажник-высотник, работает в сфере промышленного альпинизма. Женат, трое детей. Координирует поиски, пеший поисковик, ведет в школах уроки по профилактике пропаж. В «ЛизаАлерт» с 2018 года.
— Я какое-то время наблюдал, что есть такие ребята интересные. Видел ориентировки в соцсетях. Я хожу в горы с детства. И в горах такие спасательные мероприятия случаются сами собой. Есть неписаное правило — помогать другим людям. Собственно, подумал, может быть, в городе мой навык будет полезен. Приехал на поиск, и началось.
У нас нет диванных экспертов, как у вас комментаторы на НГС. Это принципиальное отличие «ЛизаАлерт» — там нет людей, которые всё знают и ничего не делают. Люди действуют, а не рассуждают о том, как лучше будет. Есть четкая структура, четкое понимание, что надо делать, как надо делать.
Первый поиск — искали мальчика какого-то. Не помню ни фамилию, ничего. Просто ребенок лет 11–12 ушел в неизвестном направлении. Это был город, был еще снег. Мы проходили всю ночь, не нашли и разъехались по домам. Утром мальчик вернулся сам домой.
Юрий участвовал в спецпроекте НГС — когда альпинисты в костюмах супергероев залезали в окна к больным детям
— Это определенно затягивает. Это вид зависимости, особенно когда ты кого-то нашел и понимаешь — блин, это всё было не зря. Эта работа не видна. Только 1% всплывает публично. Да, красивые картинки, романтика. На самом деле, это очень сложно и не каждый может это делать. Тяжело, рутина, скучно, кропотливая работа.
Не запоминаются практически люди. На следующий день волонтер уже и не вспомнит, что было в ориентировке. Он не вспомнит не то что фамилию, а кого искали — мужчину или женщину.
Постепенно наращивается цинизм и профессионализм, ты уже не пропускаешь через себя эти истории. Сначала переживаешь, а потом защитная реакция организма включается, и становится проще. Но это ловушка организма, мне кажется. Надо осторожно к этому подходить. Когда всё равно становится, когда ну никак не цепляет — люди берут и уходят из отряда.
— Тут я чувствую себя на своем месте. Поиск — это комплексная работа. Нельзя сказать, что есть какой-то суперпоисковик, как и суперполицейский. Пришел и нашел. Это всегда объемная работа, где и волонтеры, и полицейские, и спасатели работают вместе. Когда отбрасываем личные амбиции и начинаем вместе работать.
Полиция настроена на криминальные истории. Они завалены бюрократией сильно. На каждое действие безумное количество бумажек. Что-то сделать может только полицейский, а что-то эффективней сделать волонтеру. Потому что ему не надо процедурные вещи соблюдать.
Школа «ЛизаАлерт» — это классное супернаправление. Я рассказываю, как не потеряться и что делать, если потерялись. Игровой урок. Это штука, которая хорошо работает. Там, где мы проводим такие уроки, потом дети меньше теряются.
Героизм личный не работает. Всё проверено, на эти грабли не раз наступали. Это работа команды.
Я стараюсь постоянно учиться, развиваться, помимо волонтерской деятельности. Сейчас у меня жена в декрете, старшему ребенку семь, младшему почти два года. Жена поддерживает, хотя сама никогда не участвовала в поисках. Мне хорошо, у нас ненормальная семья. Мы не вписываемся в понятие нормы.
Екатерина Тетерина, 20 лет, позывной — Ганеша
Студентка химического факультета НГПУ, в свободное время читает книжки, гуляет с друзьями. Всё остальное время занимает волонтерство. В «ЛизаАлерт» с 2019 года.
— Я в новостях услышала про день пропавших детей. Полдня подумала и решила, что стоит попробовать. А там закрутилось, завертелось. Наверное, захотелось чего-то нового попробовать.
Помню лесной выезд в Мошково. Мы искали Гришу, дедушку достаточно пожилого. Мы были на границе квадрата, начали работать на островке и услышали медведя. Дедушка до сих пор не найден.
Я раньше увлекалась мифологией. Мне очень нравился персонаж из библейских сказаний Лилит, жена Адама. Я хотела сделать себе позывной Лилит. Зарегистрировала на форуме, он месяца два провисел. Мне это надоело, оформила новую заявку как Ганеша — мне ее в тот же день одобрили. И так я стала Ганешей.
— Мне нравится быть кому-то полезной. Это та сила, благодаря которой я что-то делаю в отряде. Как у старшего группы моя задача не увеличить количество потерявшихся.
В прошлом году был поиск в СНТ, мы искали Юрашку. Там парень был, у него какие-то отклонения, связанные с развитием. Ему 40, а он ведет себя как 12-летний. Мы идем на прочес, у нас сетка была здоровая. И у меня нога попала в яму, я ногу подвернула. Задачу не закрыли, вернулись в штаб. Я сидела и плакала. Я устала физически, эмоционально, и еще мне страшно было. Это один из поисков, от упоминания которого у меня до сих пор мурашки по коже.
На самом деле, мне в каждом поиске человека всегда жалко. Была милая бабушка, которая мне каждый день звонила и спрашивала, что там с ее внуком. У нее пропал внук, и она реально мне каждый день раза по два названивала — нашли, не нашли, ищем не ищем. Она постоянно говорила, что она ночами не спит, не пьет, не ест. Ей очень тяжело, я за нее очень сильно переживала. Потом получилось так, что я попросила, чтобы кто-то другой ее вел. Мне это было очень тяжело. Не знаю, нашелся внук или нет. Я решила лишний раз себя не травмировать и не смотреть, чем там всё закончилось.
Школа «ЛизаАлерт» — это классное супернаправление. Я рассказываю, как не потеряться и что делать, если потерялись. Игровой урок. Это штука, которая хорошо работает. Там, где мы проводим такие уроки, потом дети меньше теряются.
Героизм личный не работает. Всё проверено, на эти грабли не раз наступали. Это работа команды.
Я стараюсь постоянно учиться, развиваться, помимо волонтерской деятельности. Сейчас у меня жена в декрете, старшему ребенку семь, младшему почти два года. Жена поддерживает, хотя сама никогда не участвовала в поисках. Мне хорошо, у нас ненормальная семья. Мы не вписываемся в понятие нормы.
Екатерина Тетерина, 20 лет, позывной — Ганеша
Студентка химического факультета НГПУ, в свободное время читает книжки, гуляет с друзьями. Всё остальное время занимает волонтерство. В «ЛизаАлерт» с 2019 года.
— Я в новостях услышала про день пропавших детей. Полдня подумала и решила, что стоит попробовать. А там закрутилось, завертелось. Наверное, захотелось чего-то нового попробовать.
Помню лесной выезд в Мошково. Мы искали Гришу, дедушку достаточно пожилого. Мы были на границе квадрата, начали работать на островке и услышали медведя. Дедушка до сих пор не найден.
Я раньше увлекалась мифологией. Мне очень нравился персонаж из библейских сказаний Лилит, жена Адама. Я хотела сделать себе позывной Лилит. Зарегистрировала на форуме, он месяца два провисел. Мне это надоело, оформила новую заявку как Ганеша — мне ее в тот же день одобрили. И так я стала Ганешей.
— Мне нравится быть кому-то полезной. Это та сила, благодаря которой я что-то делаю в отряде. Как у старшего группы моя задача не увеличить количество потерявшихся.
В прошлом году был поиск в СНТ, мы искали Юрашку. Там парень был, у него какие-то отклонения, связанные с развитием. Ему 40, а он ведет себя как 12-летний. Мы идем на прочес, у нас сетка была здоровая. И у меня нога попала в яму, я ногу подвернула. Задачу не закрыли, вернулись в штаб. Я сидела и плакала. Я устала физически, эмоционально, и еще мне страшно было. Это один из поисков, от упоминания которого у меня до сих пор мурашки по коже.
На самом деле, мне в каждом поиске человека всегда жалко. Была милая бабушка, которая мне каждый день звонила и спрашивала, что там с ее внуком. У нее пропал внук, и она реально мне каждый день раза по два названивала — нашли, не нашли, ищем не ищем. Она постоянно говорила, что она ночами не спит, не пьет, не ест. Ей очень тяжело, я за нее очень сильно переживала. Потом получилось так, что я попросила, чтобы кто-то другой ее вел. Мне это было очень тяжело. Не знаю, нашелся внук или нет. Я решила лишний раз себя не травмировать и не смотреть, чем там всё закончилось.
— Если полиция не дает разрешения на поиск — на это есть свои причины. И полиции стоит доверять. Люди, с которыми я работаю, — им не повезло в том, что они потерялись. Это разные люди. Внешность, характер, размер обуви — всё разное. Им просто всем не повезло потеряться.
Самый счастливый поиск — это когда я поехала в Омскую область искать трехлетнего ребенка в лесу. Сама по себе ситуация очень страшная. На третьи сутки поисков прозвучала фраза — найден, жив. Это непередаваемые эмоции, мы всем штабом обнимались.
Артём Шабалин, 41 год, позывной — Инок
Специалист направления «Лес на связи» от «ЛизаАлерт», способный при наличии телефона у потерявшегося в лесу вывести его дистанционно, в каком бы регионе России тот не находился.
— Первый поиск я очень хорошо запомнил. Потерялась в лесу Караканского бора бабушка. Объявили сбор. У меня был выходной день, машина под рукой. Думаю: «Дай-ка я свожу людей на поиск». Повез людей. А когда приехали на место, было немного народу, и я решил пойти в лес.
В болоте, смотря на луну, я понял, что мне это нравится. Когда включаешься в поиск человека, ты забываешь обо всём. На работе всевозможные заморочки, а тут другие задачи. Пойти, посмотреть, прокричать.
— Если смотреть с эгоистической точки зрения, то это у меня способ переключения. Уйти от своих заморочек и отдохнуть. И я люблю лес, мне нравится ходить по лесу. А с другой точки зрения — это же спасательство. Возможность почувствовать какой-то смысл. Не зря живешь, что-то полезное делаешь.
Я помогаю потерявшимся, которые находятся на связи с телефоном в руках, выбраться из леса. Либо его направляю к выходу, либо передаю информацию о нем экстренным службам.
Самый ужасный поиск для меня, например, сегодняшний. Я работаю со всеми областями. Мне передали заявку из МЧС, куда человек позвонил на 112, он находился в лесу с ночи и не мог передвигаться. Человека нашли, но он уже был с отмороженными ногами. И сейчас я переживаю. Люди, которые были на месте, сказали, что это не обойдется без последствий. Я себе представляю эту ситуацию, страшно становится.
В позапрошлом году была заявка на поиск «Лес на связи», человек был после инсульта с нарушением речи. Он мог говорить «да», «нет» и считать до десяти. С кнопочным телефон он потерялся, заблудился. Локализовать мы его не смогли, рассказать, где он, не мог. Через некоторое время он пропадает со связи, телефон теряется. Объявляют поиск, человека ищут непоиск в лес. Вроде раз сходил, два сходил, три — и человек не найден. Когда нашли, неважно, живой или нет, точка поставлена. Когда нет информации, начинаешь думать, переживать — что можно было сделать по-другому, что не так сделали. Поиски без результатов выматывают сильнее.
Самый счастливый поиск — это когда я поехала в Омскую область искать трехлетнего ребенка в лесу. Сама по себе ситуация очень страшная. На третьи сутки поисков прозвучала фраза — найден, жив. Это непередаваемые эмоции, мы всем штабом обнимались.
Артём Шабалин, 41 год, позывной — Инок
Специалист направления «Лес на связи» от «ЛизаАлерт», способный при наличии телефона у потерявшегося в лесу вывести его дистанционно, в каком бы регионе России тот не находился.
— Первый поиск я очень хорошо запомнил. Потерялась в лесу Караканского бора бабушка. Объявили сбор. У меня был выходной день, машина под рукой. Думаю: «Дай-ка я свожу людей на поиск». Повез людей. А когда приехали на место, было немного народу, и я решил пойти в лес.
В болоте, смотря на луну, я понял, что мне это нравится. Когда включаешься в поиск человека, ты забываешь обо всём. На работе всевозможные заморочки, а тут другие задачи. Пойти, посмотреть, прокричать.
— Если смотреть с эгоистической точки зрения, то это у меня способ переключения. Уйти от своих заморочек и отдохнуть. И я люблю лес, мне нравится ходить по лесу. А с другой точки зрения — это же спасательство. Возможность почувствовать какой-то смысл. Не зря живешь, что-то полезное делаешь.
Я помогаю потерявшимся, которые находятся на связи с телефоном в руках, выбраться из леса. Либо его направляю к выходу, либо передаю информацию о нем экстренным службам.
Самый ужасный поиск для меня, например, сегодняшний. Я работаю со всеми областями. Мне передали заявку из МЧС, куда человек позвонил на 112, он находился в лесу с ночи и не мог передвигаться. Человека нашли, но он уже был с отмороженными ногами. И сейчас я переживаю. Люди, которые были на месте, сказали, что это не обойдется без последствий. Я себе представляю эту ситуацию, страшно становится.
В позапрошлом году была заявка на поиск «Лес на связи», человек был после инсульта с нарушением речи. Он мог говорить «да», «нет» и считать до десяти. С кнопочным телефон он потерялся, заблудился. Локализовать мы его не смогли, рассказать, где он, не мог. Через некоторое время он пропадает со связи, телефон теряется. Объявляют поиск, человека ищут непоиск в лес. Вроде раз сходил, два сходил, три — и человек не найден. Когда нашли, неважно, живой или нет, точка поставлена. Когда нет информации, начинаешь думать, переживать — что можно было сделать по-другому, что не так сделали. Поиски без результатов выматывают сильнее.
Елизавета Лиманская, 27 лет
Профессиональный журналист с десятилетним стажем, замужем, трое детей. В отряде отвечает за быстрое распространение в СМИ информации о потерявшихся.
— Я тот самый человек, кто написывает по вечерам в мессенджерах и соцсетях журналистам с просьбой распространить объявление о том, что в городе потерялся взрослый или ребенок, чтобы люди, которые едут с работы и читают новости в телефоне, внимательно посмотрели вокруг себя или чтобы те, кто может сорваться, выехали с нами на поиск, помогли распечатать, расклеить по остановкам ориентировки, если мы сами не справляемся. В нашем городе с десяток новостных сайтов и радиостанций, которые оперативно реагируют, и вместе с пабликами буквально за полчаса мы можем информировать полгорода. Так, помимо наших «отрядных», просматривающих камеры, опрашивающих родственников, выезжающих на патрули, еще сотни глаз в разных районах города оглянутся вокруг себя в поисках похожего человека, сотни вспомнят увиденную случайно в интернете ориентировку, увидев его, — так все вместе мы можем найти потерянного, к примеру, ребенка в городе.
Мне кажется, всех нас объединяет внутренняя неуспокоенность, желание помогать миру стать лучше, бороться с бюрократическими правилами, которые еще остались в нашем обществе. И первый год поисков, которые пришлись на лесной сезон и были для меня физически тяжелы с непривычки, этот отчаянный запал меня вел. Говорят, срок добровольчества — три года, спустя это время наступает выгорание, и есть два пути — либо ты уходишь (уже побитый жизнью, ставший чуть циничнее человек), либо делаешь это своей работой. Я на второй стадии, но и первую прошла — развенчание образа героизма, который часто нацепляют на добровольцев.
Все эти люди, бросающие по ночам семьи ради незнакомого им человека, с которым они и не познакомятся в жизни, может, никогда, между рабочими сменами едущие в сырой лес, а не домой спать, они сами порой — потерянные. Я много думала об этом и спрашивала других: «Почему ты тут?» И поняла, что приходила я, как и многие, в момент, когда сама себя не могла найти. Человек, потерявший дорогу к себе, ищет потерявшихся людей.
Других в этот лес гонит скучная ежедневная офисная работа или недостаток общения. Кого-то — радость находиться среди единомышленников, кто-то тренирует свои навыки, кто-то самореализуется, становясь здесь важным, обучившись и координируя поиски. Отряд вообще зародился из автолюбителей, которым нравилось кататься по труднопроходимым трассам. На самом деле, другим не важно, какие там рефлексии толкают человека в добровольчество — главное, что он готов работать на поиске, работать на дело, которое для всех, кто приехал, становится общим.
— Переломным стал поиск весной 2019-го, когда в его ходе поступила информация, что потерявшийся не совсем адекватен. Несмотря на все меры предосторожности от таких заявок, так бывает, не всю информацию нам выдают заявители. В это время я была ночью в лесу, после звуков в отдалении, похожих на медвежьи, в общем там так набоялась, так хотела вернуться домой целой и невредимой, тогда в темном лесу сказала себе: «Я не готова вот так, всерьез, рисковать жизнью ради этого неизвестного мне человека». Я тогда, конечно, немного преувеличивала от страха, но в общем месяц, наверное, я на поиски не выезжала. Но это прошло.
А самый радостный — наверное, не было такого, я редко испытываю такие крайние эмоции на поисках, воспринимаю это как работу, так легче. Когда поисковик идет в лес, он ничего не знает о «потеряшке» кроме того, что написано в ориентировке. Расспрашивать о подробностях пропажи тоже не принято, координатор расскажет только информацию, которая нужна для выполнения задачи. Если нашли, думаешь: «Фух, доползти до дома, отдыхать».
— Знаю, что на поиск девочки в Кемеровской области, Белово (тело нашли в холодильнике, оказался криминал) поисковиков в круг собирал психолог, и даже мужчины не могли сдержать слез, сказался стресс этих поисковых дней, когда все спали в спальниках на полу и на земле у штаба. Я уехала днем ранее, после суток на ногах отсыпаться, плохо помню, как добралась до дома, от усталости. И, когда узнала, что поиск закончен, сложно было поверить — после того дня, когда я в составе группы кричала ее имя при работе на отклик в лесу в высоченной траве по плечи, прислушиваясь к звенящей тишине в ответ. Я до сих пор помню ее фото на ориентировке. Сама я еще не находила погибших, слава богу, и не знаю, как на это моя психика может отреагировать.
Я работаю на поисках как солдат, внимательно, послушно и с холодной головой. Если не нашли — думаю, как усилить информирование в СМИ, если это поиск в городе. Помню глаза одного мужчины, когда мы сворачивали активный поиск, без результата исчесав там всю округу небольшим составом тех, кто смог приехать на поиск. Мы были его последней надеждой, пока были там, на месте. Его маму нашли много позже, она погибла. Старенькая, с возрастными провалами памяти, она ушла из дома и между деревнями в траве погибла от переохлаждения летней ночью. Тут вся тяжесть ложится на координатора поиска, которому приходится объясняться с родными. Это тяжело до слез, но мы не всесильны. Поэтому нам всегда нужны люди, как просто поисковики-«пехота», так и координаторы, старшие, которые готовы вести группы.
Алеся Яблонских, 45 лет
Руководитель отряда «ЛизаАлерт» в Новосибирске, двое детей. Высшее экономическое образование. Прораб в компании, занимающейся недвижимостью. В «ЛизаАлерт» с 2015 года.
— История банальная: листала новостную ленту и обратила внимание, что в городе шел широкомасштабный поиск. Женщина в районе Пашино вышла из такси и пропала. Обратила внимание, что кроме полиции поиском занимаются еще какие-то люди. Погуглила, что это за люди, что это такое. И обнаружила в Новосибирске два поисковых отряда. И получилось так, что именно в отряде «ЛизаАлерт» было собрание. Очень много новичков пришло. Я пришла, обратила внимание, что люди разного достатка и возраста.
Я с этого первого собрания уехала на свой первый городской поиск. Было странно, удивительно. Недели через 2–3 уже первый лесной поиск. По грудь в снегу, за город. Ползла с трудом, моя физуха мне никак не помогала. Думала: «Господи ты ж боже мой, зачем мне это надо, зачем я сюда попала?» Вылезла, высохла. Мысли сами по себе пропали.
Два года являюсь руководителем отряда в регионе. Честно оцениваю свою работу хорошо — о нас знают, нам помогают. Люди знают, что такое «ЛизаАлерт» в Новосибирской области. Это помогает привлекать людей в отряд. У нас приезжает и 30–40 человек, в лес выезжаем по 70 человек. А ребенок в городе — это уже 100 человек, как правило.
Моя задача состоит в том, чтобы организовать поисковый процесс и обеспечивать всем необходимым. Конечно, регулярно выезжаю на поиск. В январе пропал мужчина с особенностями в развитии. Он живет в моем доме, и я поехала на поиск. Из тех вещей, которые остались яркими в голове.
9 мая, праздник, люди отдыхают, выезжают на природу. А вечером приходит заявка на семилетнюю девочку. Я собралась и поехала на поиск. Я могу заменить координатора, я могу заменить инфорга. У меня этот функционал есть, это балериной я быть не могу.
— Мы размещаем информацию о поиске только после заявления в полицию. Мы отсекаем мошеннические попытки найти с нашей помощью должников, неплательщиков алиментов и так далее. Вот у меня дядя пропал, такая история слезная. Начинаешь разбираться — они не родственники, просто мужчина занял деньги и пропал. Чтобы отсечь такие истории, обязательно требуется заявление в полицию. Полиция принимает заявление, проводит первичную проверку.
Только что закрыли заявку, мальчик вышел не на той остановке, еще и телефон отключился. Мальчик оказался умненький, вспомнил, где работает мама, добрался до ее работы еще до того момента, как мы выехали экипажами на патрулирование.
Поэтому мы сотрудничаем с полицией. Бывает так, что полиция сама выступает заявителем. Потому что полиция про нас знает, а родственники про нас не знают. Они понимают великолепно, что мы можем в течение часа собрать человек 30–40 и поискать бабушку, сесть прозвонить службы, рассказать, что такой человек разыскивается.
Иногда эмоции возникают, когда действительно откровенно некоторые сотрудники полиции свешивают на нас свою работу. Мы не идеальны, и не все сотрудники полиции идеальны. Бывает, поскрипывает кто-то из координаторов, из инфоргов зубами. Но мы великолепно понимаем, что у них ресурс ограничен и количество дел большое. Им просто-напросто не разорваться. Не может экипаж из двух сотрудников всю ночь ездить дедушку разыскивать. А мы можем в течение часа не один экипаж организовать. Распространим ориентировку в Сети, проверим все свидетельства. Наша помощь будет эффективна.
Родственники бывают разные. Есть те, кто включаются в поисковый процесс, ездят в штабе, расклеивают объявления, бегают по лесу. Есть родственники другие. Ранним утром после дождливой ночи на обочине дороги нашли дедушку. Позвонили в полицию, скорую, требовалась помощь, всех вызвали. Родственники находились буквально в паре-тройке километров, на даче. Мы им позвонили, радостно сообщили, что человек нашелся. Они спросили: «Вы уточните, в какую больницу его увезут». На выходных приехали.
Наш отряд добровольческий. Те люди, которые приезжают на поиски, — добровольцы, вызвавшиеся помогать в свободное от работы и семьи время. От них нельзя что-то требовать, им нельзя предъявлять претензию. Скажете спасибо — замечательно. Нет — ничего страшного.
— Если вы понимаете, что человек действительно пропал, — надо идти писать заявление сразу. Если бабушка восемь лет подряд каждый вечер сидит дома, смотрит сериал, пьет с вами чай и обсуждает с вами очередную серию, вы приехали домой — а бабушки нет, и соседи не в курсе, куда бабушка делась. Следующее действие — это позвонить в 112, оставить заявление в полицию, а потом позвонить на горячую линию «ЛизаАлерт».
Самый лучший поиск, просто суперпоиск — это поиск, который не случился. Когда мы приехали на место, а человек уже найден. Либо вернулся, либо родственникам стало известно, где он находится. Либо наши девочки из группы коротких прозвонов нашли человека в больнице, и с ним всё хорошо. Мы встретились, выпили по кружке кофе, разъехались по домам. И никто никогда в жизни не обидится на то, что пришлось среди ночи подняться и куда-то поехать. Главное, что человек найден.
К сожалению для всех нас, заявитель всегда врет. Люди стараются приукрасить, показать родственника с более хорошей стороны, скрыть неприятную правду. Но девчонки привыкли этому всему не верить. Сначала прозваниваем маму, папу, друзей, коллег и знакомых. И мы собираем целую картину. Понятное дело, что если у нас пропала бабушка, у нас есть городские схемы, мы ее ищем. Если пропал взрослый дееспособный мужчина, имея с собой документы и деньги, то тогда на первый план выходит полиция. И выезды на такого пропавшего в городской среде внезапно ночью — это редкая история.
Чем больше ты подумаешь головой, тем меньше поисковики походят ногами.
У нас поиски безалкогольные. Некоторые ворчат: «Да я с вами пить бросил». Потому что ты делаешь выбор — либо провести пятничный вечер в баре, в хорошей обстановке, либо не употреблять алкоголь, потому что пятница — суббота — это большое количество заявок. Даже если ты выпил бокал пива, на розыск ехать нельзя. Запах алкоголя — вещь недопустимая.
Я не внезапно свалилась с неба и оказалась в роли руководителя. Я ходила кругами, я протопала сотни километров. Розовые очки есть у тех, кто пришел и видит себя в роли Бэтмена. Я пришел, я крутой, у меня тут нашивки, у меня сердце, я сейчас всех спасу. Среди поисковиков нет героев, мы все равны, мы все команда. Первые пять-шесть выездов, месяц-два — и понятно, останется человек тут или нет. Ищет он себя в роли Бэтмена или он реально пришел искать людей.
источник >>>